Грустно

Выдался денек отличный, с другом летим на болото за ягодой клюквой.

Весело отстучали колеса поезда, сапоги уверенно отшлепали по шпалам. «Бррр», - разогнались так, что чуток отворотку проскочили. Сдали назад. «От же она!»
Нырнули вниз, и приняла наша родная тайга. Как прекрасно в лесу, ни ветринки. Жёлтые, красные, зелёные листья. Падают, скользят, шуршат под ногами и удерживаются из последних сил на веточках. Очарование.

Чуток лесом, болотцем, тропка натоптана только нами. Несколько лет здесь. И уже тропка.
Перепрыгнули пару канав, вышли в подлесок болота, потом краем к своему биваку.

Чу – дым! И кто эт у нас в гостях, интересно. Первый раз за несколько лет люди на биваке.

Сердце тревожно ёкнуло, не зна почему, мож подумалось чего не очень, мож ещё чего, да разве в тайге кто тронет чужое.

Правда, вчера друг был на болоте. Не доходя нашего лагеря, метров сто, увидел стоящие кузова, потом двух неподвижных людей. Батюшки, приплыли. Подошёл поближе.

- Живы!
- Д-д-да, - один поднял нос кочки вереска, что-то хмыкнул и ткнулся носом обратно.
Нормально назюзюкались. Рядом опалины маленького догоревшего костёрочка. На станции он их не встретил. Получалось, ночевать остались.

Подходим ближе. Двое вчерашних персонажей сидят на лежаке, прямо на полиэтилене рядочком. Один помоложе, обросший бомжеватого вида, второй, знакомое лицо, он года три назад случайно забрёл на болото с напарником. Да так и стал постоянно его посещать. Ест из моей миски ложкой похлёбку. Вид его стал довольно не презентабельный. Волосы, слипшиеся длиннющие, то ли борода, то ли ещё чего на опухшем лице. Нечёсан. Тогда уж на бомжика смахивал. Тут вылитый экземпляр. Можно картину писать. Второй глаза в землю опустил, молчит, жуёт.

Навожу резкость. И чего-то не могу понять. Таган обуглен, стойки обуглены, верхняя балка навеса закопчена, на навесе осталось три перекладины из десятка. Скамейка покосилась.

- Блин, а где стол?

Из земли сиротливо торчат четыре столбика, бывшие ножки. Под медведем удержался, тут ни чего от наборной столешницы не осталось. Нет и белых досок, принесённых в прошлый раз для второй скамейки. Левее нет хранилища с вещами и дровами. Его закрывала яркая клеёнка, которой след простыл.

Перед остатками стола стоит наша белая эмалированная миска, в ней мой нож в ножнах. Вокруг костра разбросан потухший недогоревший уголь. Рядом валяется обгорелое пятилитровое незнамо чьё ведро, втоптанная в грязь штормовка, пакет, бутылка, наша пила.
Свинарник такой, что даже останавливаться рядом не хочется.

- Кто это сделал?

- Не мы! Здесь много народа ходит.

Анекдот про Гену и Чебурашку. Играют вдвоем во дворе. Гена выступать на трибуну залез. Чебурашка в него камнем запустил. Гена: «Кто кидается?» Чебурашка: «Из толпы!»

- Слушайте, за все время кроме вас на болоте в этих местах никого не бывало, иногда женщины стороной пройдут или кто ещё краем. Никто не задерживается. Если не вы сделали, дак ваши знакомые. Уверен, что вы их знаете.

- Да мы, даже ваших дров не трогали, – и правда, под лежанкой вижу колотые дрова, за лежанкой два сухих, принесенных нами раньше бревна .- У нас топор свой, мы сосны рубили. И показывает мне вокруг.

И тут до меня доходит, что бивак стал неуютный не только из-за огромного пожарища, а ещё и из-за торчащих повсюду на полметра из земли и выше обрубков молодых сосенок.

- Вы чего мужики? Мы ж сушины издалека таскаем, чтобы здесь сосны остались расти. У меня нет желания больше вас видеть на биваке. Если хотите - делайте свой.

- Понятно.

Взял кан из кузова и, сказав другу: «Догоняй», направился на болото.

Друг, всё время говорил, успокойся, пойдем и т.д. Возможно, прав был. Нечего дальше разговаривать.

Шлепаю, мысли роятся, утихали б побыстрее.

Меж сосенок яркий предмет замечаю. Детский шарик надувной. Как его сюда занесло? Неужели по воздуху, летал, парил, сейчас доживает свои денечки на сучке в болоте. Судьба.

Ягода сразу не попалось. Места пообобраны, идём от плешинки к плешинке. Болото то родное. Знаешь, где и в каком заливчике и когда клюква урождалась. Минут через десять выбрели на нетронутую спелую полянку. Пальцы замелькали по красным шарикам, лихо бросают в ладошку. Та ловит, ловит, и в руке приятно тяжелеет. И уже не удержать.

«Бам, барабам», - посыпались, поскакали первые клюквины в набирушку, бойко стуча по дну: «БАМ – бара-бам!». Собираю, сам бубню себе под нос всякие догадки. Кто ж и за чем бивак нарушил. Товарищ вспомнил, что вчера, вроде прошёл мимо, столешницы не было, предположил может убрали. На остальном внимание как-то не заострил, был весь под впечатлением двух лежащих на болоте тел.

Обобрали полянку. Стали нарезать большой круг, ягодка попадается малыми плешинками, разной величины, в основном средняя. Множество следов. Видать «наши утренние знакомые» здесь не первую неделю столуются. Да не жалко, всем хватит.

Время летит быстро, внутренне напряжение постепенно отступает. Да и под занавес к обеду, прямо в центре на зачётном месте обнаруживаем нетронутую кр-рупнячую ягоду. Подушечка большого и указательного пальца мигом обхватывает бугристый шар, Указательный палец скользит вниз вдоль большого, катя шар вниз к ладони. Ягода, как маленький арбузик, прокатывается по всей длине пальца, от подушечки до самого основания, создавая непередаваемое ощущение, и ныряет в кулачок ладони. Руки начинают мелькать, как пчелы. За ними не уследишь. Они будто сами занют что делать. Только наблюдаю сверху, да чуть перемещаю коленку поудобнее в мягкой моховой подстилке. Азарт. Кровь несётся по телу, нет ни усталости, ни голода. Только мы, и ягода. Время остановилось. «Тран, да-ра-дан», - арбузики летят, мелькают, россыпью наполняя закрома. Друг удовлетворенно мурлычет себе под нос. Потом с удовольствием произносит: «Обед пропал». Смеюсь: «Да пяточек небольшой, сейчас закончится, так бы, чувствую, насовсем осталися:)»

Мигом набираем тарки. «Слушай! Ведь не даром Природа нас так щедро одарила!» Напарник улыбается, он в мои россказни не очень верит. Материалист.

К двум часам тропим к биваку.

- Разведи, пожалуйста, костёр, я сейчас стол сделаю.

Пока товарищ, ходил за водой к дальнему берегу, (к сожалению, выкопанная яма рядом с канавой, тоже оказалась торфом засыпана, посередке кочка плавает. Может кто сорвался с берега и грохнулся в неё. Прям Помпея какая-то) да кипятил чайничек, я уже заменил сломанную стойку, перекладины прибил, да несколько бревнышек поперек уложил. Небольшой настил, начало будущей столешницы положено.

Обгоревшие остатки клеёнки, и других наших вещей сгребли к костру, раскиданный уголь, сажу и обгоревший мох немного прикрыли свежими ветками. Торчащие пеньки вокруг бивака спилили. Стало уютнее.

Присаживаемся на скамейку к «восстановленному» столу, пора кушать. Горячая каша и чай делают свое дело. Тело наполняется теплом, становится хорошо и душевнее. Сидим, редко перекидываемся словами, бушующие эмоции и чувства стихают. Шевелиться не хочется. Разговор то начинается, то затухает. Чу, задремать можно.

- Ого, уже на поезд пора!

Стряхиваю приятную сонливость. Собираемся.

Закидываем кузова за плечи.

До свиданья, бивачок. Мы вернемся.

Последний взгляд на обгоревшие стойки тагана. Белый пушок золы ещё не осыпался. Не грустить.

14 сентября 2010 АС