В понедельник, запланировав вылет вертолета на утро следующего дня, звоню Ивану.
- Все готово, вертолет в плане, вылет завтра в десять часов ровно.
- Куда ….. вылет?
- На горную речку вылет, по вашей просьбе, на природу дикую любоваться. С ночевкой в палатках в обнимку с медведями, как и пожелали.
- Да ….. ? Не шутишь? Наверное, мы здорово перебрали, раз до такого додумались…
- Короче, уважаемый, всех обзванивай, закупайте все, что нужно и завтра в девять утра жду у проходной на аэродром. Машины ваши загоним на наш грузовой склад. Все уже закрутилось, так что отмены вылета не будет. Да, насчет оплаты рейса можешь не спешить, заплатите после, по фактическому времени полета.
- А сколько стоит час полета?
- Семьсот сорок рублей. Два рейса, сначала завести, потом вывести обойдутся вам примерно в две тысячи шестьсот рублей, в общем, не дороже, чем вы в ресторанах оставляете.
Не знаю, как уж он народ собирал, но к назначенному времени собралось одиннадцать человек при двух палатках, без снастей и лодок, но за то с двумя карабинами.
- Зачем оружие взяли? – спрашиваю.
- Так сам же говорил про медведей….
Загрузились быстро, колеса от земли оторвали строго по плану.
Большинство на вертолете до этого не летали – зажались, притихли, когда машина стала рычать, дрожать, качаться, дергаться и свистеть.
- А вы налейте, – кричу - веселее станет!
Налили наши пассажиры, выпили, повторили и оживились. Кто из девчонок в кабину к пилотам лезет, кто-то в иллюминаторы таращится – летим!
Вот остался позади скучный пейзаж лиственничного леса, разноцветных озер, извилистых таежных речек, показалась красавица Лена с ее огромными песчаными косами, рукавами проток и корабликами с расходящимися от них усами волн. На правой ее стороне уже другая природа. Прямо от берега горбятся невысокие сопки, между которых извиваются сбегающие с гор реки. Потом сопки становятся выше, а тайга реже. На их склонах появляется кедровый стланик. Все зачарованно смотрят, девушки что-то спрашивают у молодого бортмеханика, а тот гордый их вниманием, с удовольствием о чем-то рассказывает, кивая на иллюминатор.
Горная река – цель нашего путешествия неожиданно появившаяся под брюхом вертолета пронесшейся над очередной горой. Железная стрекоза с правым креном устремляется вниз к большому плесу. На высоте пятнадцати метров командир ставит вертушку боком и медленно летит над плесом, в котором я различаю несколько крупных рыбин. Командир оборачивается, я показываю ему пальцем вниз и киваю головой. Садимся. Описав круг, вертолет зависает в десяти сантиметрах над галечной косой, бортмеханик спрыгивает, тыкает ломиком в грунт и показывает - «можно». Мягкое касание и мы в тайге.

Высадились мы на острове, который отделяла от крутого коренного берега сухая сейчас протока. Река, катящаяся с крутых гор, здесь, перед последним препятствием, отделяющим ее от равнины, образовала обширный плес. С одного берега плес был ограничен скалами с бесчисленными расщелинами, трещинами и гротами, а с другого – ровной галечной косой, унылое серое однообразие которой было нарушено только кустами тальника да белесыми стволами выброшенных на нее паводком деревьев. Дальше за косой стеной вставала северная тайга, жавшаяся к берегам реки своими елями и лиственницами, рябинами и ольховниками.
- Мужики ставим палатки – командую я, видя, сколько коробок спиртного разгрузили из вертолета и, понимая, что если это не сделать сейчас, то потом будет невозможно.
Увлекшись обустройством лагеря, соорудили стол из камней, пней и прочего доступного материала в изобилии разбросанного вокруг самой матушкой природой.
Запылал костер.
Вдруг из-за ближних деревьев раздался крик кооператора Петра:
- О! Смотрите! Медведь! Сюда, сюда!
Все вскакивают, бросаются на крик. Петро стоит, расставив ноги и, тычет пальцем в землю.
- Где медведь?
- Где он?
- Вот – тычет пальцем Петр себе под ноги.
Все сгрудились над следом косолапого прошедшего тут несколько часов назад. Девушки заволновались, вцепились в куртки своих кавалеров.
- Ничего страшного – объясняю. - Мы ему даром не нужны, сейчас август, он сыт ягодой и на человека ни за что не нападает.
- А если?
- «Если» может быть, только если вы его трогать станете, орать тут на всю тайгу, деревья ломать, кусты, шататься по лесу без дела, вот тогда он может и обидится, но, скорее всего, уйдет и связываться с нами придурками, не станет.
Успокоившиеся «туристы» переместилась к костру жарить шашлыки, а я решил пробежаться вокруг лагеря посмотреть, что да как.
Не успел вступить в прибрежный лес, как набрел на куст смородины лежачей или маховки, приземистый кустик, которой, был усыпан на половину поспевшими ягодами. Я сорвал с ветки несколько уже потемневших ягод, бросил в рот. В другом кусте что-то шевельнулось, я присмотрелся – небольшая птичка с лазоревым пятном, окруженным ржавчатой и черной двойной оторочкой на горле и зобе, смотрела на меня крупными глазками. Я ни как не мог вспомнить название этой коричневато-бурой сверху, с беловатой грудью и брюшком птички и только когда рассмотрел над ее глазом светлую бровь, вспомнил – варакуша! Осторожная, ловко прячущаяся таежная птичка.
Выйдя к коренному берегу, дошел до темного распадка, из которого тянуло холодом и сыростью, над головой между кронами елей нависала густая просинь. Подумалось о том, что совсем скоро осень.
Вот и река. Бурливая, беспокойная бьется и кипит в водоворотах, хлещет волной о скалистые пороги. Течение прибивает к берегам бурые комья пены, оно то нанизывает их на коряжины и залитые водой прибрежные камни, то рвет в мелкие клочья - стихия. Дальше, за порогами на плесе река тихая и спокойная, как озеро, а на берегу гуляет кулик-дутыш, красуясь белыми крапинами на бурой груди. Его назвали дутышем за то, что он весной ухаживая за самкой, кричит: "дуу... дуу-у".
«Однако пора спиннинг снаряжать» - решил я, разглядывая плес, и решительно пошел в сторону лагеря.
За столом уже веселье, но главное все на месте, не разбрелись. Следы медведя подействовали на туристов лучше всякой агитации.
Перекусив шашлычка, стал собираться на рыбалку.
- Анатольевич, возьми меня с собой – попросил тезка. Николай, имел геологическое студенческое прошлое, которое наложило определенный след – тайгу он любил.
- Ну, пошли…. Я смотрю, ты к алкоголю вовсе равнодушен?
- Не люблю – коротко ответил он.
- И я, не люблю.
Николай забросил за спину карабин, натянул кепку почти на уши, доложил:
- Готов.
- А сапоги?
- Нет сапог. Да я и в кроссовках не промокну.
- Ну-ну…. Ладно пошли.
Для первого заброса выбрал свал воды с плеса на перекат. Именно в таких местах охотится хозяин якутских горных рек - таймень. Самодельная блесна плюхнулась немного не долетев до средины реки. Лучи сверкающего солнца через прозрачную толщу воды проникали до самого дна, и там, в зеленоватой глубине, искрились всеми цветами радуги на колеблющейся блесне. Какая-то пташка монотонно высвистывала одну и ту же мелодию. Николай курил сидя на огромном валуне. Второй заброс был не удачным, образовалась «борода». Минут пять распутывал толстую леску сматывая ее обратно на катушку. Еще заброс. На этот раз блесна упали точно в струю, и сильное течение быстро отнесло блесну в перекат – пусто. Бросаю чуть подальше в плес, где течение лениво собирается в мощный поток. Успел сделать лишь пять вращений ручкой, как блесну снова подхватило и понесло, но уже против течения.
- Есть – крикнул я и тут же рядом появился Николай.
Кто-то сильный тащил блесну от переката в глубь плеса и даже не думал останавливаться. От неожиданности я не успел, как следует ухватиться за ручку катушки, и она быстро вращаясь, не давала мне ее остановить. Тогда я машинально прижал крутящуюся катушку к животу. Короткие ручки зацепились за складки куртки, наматывая материю на катушку, и та остановилась. Попытка остановить сползающую леску удалась, но сильная рыбина только замедлила движение. Леска натягивалась и натягивалась и, наконец, ослабла, где-то лопнув. Чертыхаясь и в то же время улыбаясь, смотал леску, обнаружив, что обрыв произошел на узле.
Блесен у меня было всего три, потому, что я даже не рассчитывал на рыбалку с такой компанией. И вот одну блесну я уже потерял.
Дрожащими от волнения руками, отмахиваясь от назойливых, прилипчивых, жгучих и злых комаров, привязал длинную светлую блесну, посмотрел в глаза Николаю, дающему мне какие-то советы, размахнулся посильнее и послал ее в то же место чуть выше свала, в перекат. Оборот, другой, третий, скрипит не смазанная катушка и вдруг, мощный толчок, а на поверхности плеса, всего в двадцати метрах, мелькнул красный плавник. По ощущениям таймень был явно не такой громадный, как первый, но и маленьким его назвать было нельзя, леску с катушки он сматывал уверенно. В какой-то момент мне удалось остановить его и даже подтянуть метров на пять, но рыбина удвоила усилие и мне пришлось стравливать леску. Попытки тайменя силой решить спор были солидными, леска звенела, как тетива лука. Минут семь удача улыбалась то мне то ему, наконец, хозяин реки начал уставать и я подвел его метров на двадцать берегу. Николай, видя, что я не могу подвести тайменя ближе, решил по нему стрелять. Как только над водой показывался плавник, раздавался выстрел. То ли стрелял Николай не важно, то ли мишень была такая сложная, но из десятка выпущенных пуль ни одна цель не нашла. Между тем расстояние между нами уменьшалось, уже можно было разглядеть, что таймень был большой. Сухо грохнул очередной выстрел пуля взметнула фонтанчик воды рядом с плавником и упрямая рыбина стала заваливаться на бок ослабляя с каждой секундой сопротивление.
Мы вдвоем вытащили тайменя на берег, прыгали вокруг в диком танце и орали от счастья. Потом сидели на камне, курили, поглядывая на улов. Минуты шли и отходя от возбуждения мне все больше становилось жалко эту красивую рыбину. Я что-то отвечал Николаю, а сам думал: «Вот жил этот замечательный таймень в глубоком месте под скалой уже долгое время. Днем, когда солнечные лучи заливали галечную отмель, он лежал как бревно-топляк в самом глубоком месте плеса, а к вечеру выходил на разбой. Он предпочитал ловить рыб, которых было много в этом месте на закате и восходе солнца. Как выпущенная из лука стрела мчался за высмотренным сигом или хариусом и едва настигнув хватал, зажимал в зубастых челюстях как в клещах. Иногда он, наверное, охотился на мелководье где разгонял воду пружинистыми ударами своего мощного хвоста так сильно, что испуганные сиги выскакивали из воды чтобы скрыться от своего преследователя. Но уйти от стремительного хозяина реки было невозможно, он легко мог поймать их на лету. А бывало, на мелководье он подстерегал молодых ленков, еще не опытных, взрослых, крупных ленков он, вероятно, избегал, так как они были такими же хищниками, как и он сам. Так в глубине под скалой таймень жил долгое время в безмятежном покое. Но вот здесь, под скалой появился я со спиннингом и …...
- Анатольевич, ау! – Услышал я и очнулся.
Несли мы его в лагерь вдвоем, ухватив за жабры. «Туристы» уже были навеселе, кое кто даже купался в ледяной воде, но когда мы попали в поле их видимости, все повернули к нам головы и наблюдали, не понимая, что мы тащим. Наконец вскочил один, за ним другой и все с криками и визгом кинулись нам на встречу. Все плясали, кричали и радовались, как первобытные люди. Нам сразу налили водки, требуя обмыть дорогой трофей. Кто-то предложил взвесить рыбину, но весов не было. Тогда самый сообразительный предложил взять длинную палку, на один конец подвесить тайменя, а на другую двадцати литровую канистру из под пива наполненную водой. Таймень перетягивал. Предложили к канистре добавить ведро с водой. Подняли – таймень оказался легче. Начали отливать из ведра и поднимать, пока не установилось равновесие. В итоге получилась канистра и полведра, против тайменя. Немного посидев за столом, мы опять ушли рыбачить, «туристы» же решили готовить из тайменя кто, что умеет. В этот день, до темноты, я поймал еще трех тайменей весом до четырех килограмм, которые были отпущены в родную стихию.
Поздно вечером пошел дождь.
Утром я проснулся от близкого журчания воды и сразу понял - потоп. Дождь в горах быстро наполняет реку, и вода прибывает на глазах. Выбравшись из палатки, убедился в правильности предположения, река вспухла, до палаток осталось метров десять, а было сто! Пришлось всех поднимать, и как бы тяжело не было, после вчерашнего, начали перетаскиваться на самое высокое место острова, имеющее площадку для посадки вертолета.
Темные тучи то поднимались к вершинам гор, то спускались на тайгу, и тогда начинал лить проливной дождь. Косые струи воды с силой били по веткам, шлепали по стволам
столетних елей и лиственниц. Бурные потоки бешено неслись по склонам гор, пенились и бурлили, падали с высоты скал, клубились грязной пеной в ручьях и пропадали в мутной реке. Иногда тучи плыли так низко, что казалось, вот-вот они упадут грозной силой на землю и придавят и лес, и горы, и реку, и весь наш хрупкий палаточный лагерь.
К полудню доели все, что было и убедились, что продуктов взяли мало, а пережить здесь может быть придется не только предстоящую ночь, ведь в такую погоду не летают даже вертолеты. Попытка добыть рыбу не удалась, вода была мутной. К плесу просто невозможно было подойти, по реке несло таежный мусор и деревья. «Туристы» протрезвели и заскучали. Вечером рано разбрелись по палаткам, а утром уже по крохам собирали оставшиеся продукты. Сигареты то же кончились. Вода в реке не убывала, а небо по-прежнему закрывали тучи, хотя дождь идти перестал. То одному, то другому мерещился звук летящего вертолета.
- Чтоб оно провалилось! – Сидя у костра сказал Петр.
- Кто? – Спросил Иван.
- Да небо это…. Вместе с проклятым островом…..
- Зря ты Петя так – сказал я тихо. - Наши древние предки считали Землю и Небо двумя живыми существами, даже супружеской парой, чья любовь и породила все живое на свете.
У них Земля была свидетельницей торжественных клятв; при этом ее касались ладонью, а то вынимали кусок дерна и возлагали себе на голову, мистическим образом делая ложь невозможной. Не зря до сих пор говорят клянущемуся: «Ешь землю». А ты "провалилась"...
- Фигня все это – буркнул в ответ Петр.
- Да нет, не фигня. Древние-то были помудрее нас. Это теперь все достается легко, а у них жизнь была тяжелая. Вот мы сейчас сидим у костра, смотрим на него, и думаем: «Огонь как огонь», а в древние времена огонь был центром того мира, в котором проходила жизнь человека, да и после смерти его тело ожидал погребальный костер. Огонь отгонял от них прочь тьму, холод и хищных зверей, впрочем и от нас то же.
Вы вот над якутами смеетесь за то, что они Огонь кормят лепешками, а ведь и русские во время еды угощали Огонь первым и лучшим кусочком. Опять же нечистая сила не смела приближаться к Огню, а сам Огонь мог очистить любую скверну.
- Нечистой силы не бывает… - сказал кто-то.
- Пусть не бывает, зато есть приметы, которые выработались за тысячи лет наблюдений.
- Какие?
- А вот если в момент рождения ребенка Огонь неожиданно угасал, то в этом видели верный признак рождения будущего злодея.
Все опять примолкли.
Ожидание. Кто-то задумывался над тем, что это такое? Вот-вот и я не задумывался, а между тем любое ожидание - это иллюзия, это претензия на то, что знаешь что-то про будущее со сто процентной вероятностью. В действительности же, мы можем лишь предположить какие-либо варианты будущих событий с некоторой долей вероятности и какой-то погрешностью. Но наши желания заставляют нас цепляться за "предпочитаемые варианты" и создавать ожидания. Так желания создают страдания. Вот и у нас кое-кто стал нервничать, раздражаться. Тогда одна девушка сказала:
- Я читала у Дюма, что ждать невозможно лишь тогда, когда ничего не делаешь. Может, займемся чем-нибудь?
- Правильно – подхватил идею Иван. – Предлагаю провести соревнования по стрельбе из карабина.
Все оживились, наставили на камни банки, начали стрелять по десять выстрелов каждый. Как мужчины не старались, победила девушка Инна, поразившая цель четыре раза. У остальных максимум – два попадания, что ж карабин, не дробовик. Ближе к вечеру, когда уже настроились пережить в тайге еще ночь, а утром идти за ягодой, над тайгой появился знакомый и так ожидаемый звук.
- Летит! Летит! – Кричали девчонки.
Я еще не разу не видел, чтобы так лихо снимали лагерь. Пока он долетел до нас – убрали все палатки. Голодные, но счастливые, залезли в вертолет на перебой, рассказывая бортмеханнику о приключениях. Вертолет набрал высоту, в иллюминаторах, кроме облаков, ничего не было видно, все задремали.
Много раз и до этого случая и после я рыбачил на горных реках с одной единственной целью – поймать громадного тайменя, но больше чем этого, случайного, так и не поймал.