Зимней рыбной ловлей я начал заниматься с десяти лет. Первые шаги делал под руководством деда Ивана. Было это в середине семидесятых годов. В основном - ловля окуня на блесну. Детство прошло в Краснодарском крае. Зимы были короткими, лёд тонким. Вся одежда для рыбалки - это фуфайка, старые отцовские ватные штаны, кроличья шапка; на ноги - валенки с галошами. Из рыболовной экипировки - ведро, которое заменяло рыболовный ящик, небольшой топорик и две-три зимних удочки. Оснастка удочек была слёдующей: жесткий кивок из пружины либо велосипедного ниппеля, а на леску без поводка привязывалась блесна. Блёсны научил делать дед из старых царских полтинников и медных копеек.
Рыбачил на реке Ея, которая делит станицу Незамаевскую, основанную в 1794 году запорожскими казаками. Ловил таким образом: топориком пробивал лёд и блеснил. Как только попадался первый трофей - лишал его зрения, и на блесну цеплял глаз. Удача всегда была со мной. Так и пристрастился к блеснению. Но в конце 1976 года один приезжий рыбак из города Тихорецка показал, что такое мормышка и как ею пользоваться. Да и техника ловли тут отличалась от блеснения. На мормышку на прикормленных макухой (жмыхом) лунках ловилась «бель» - плотва. Ее ловили обычно на «муравья», насадкой являлись мелкие кусочки сала, кроличьей печени, утиного легкого, а также черви. Тогда я не знал еще ничего о мотыле. И хотя белая рыба уступала пойманным на блесну окуням, но клевала чаще. И не надо было бегать по речке и искать рыбу, да и лёд в феврале с пяти ударов топора было не пробить. А особенно плотва нравилась маме, так как чистилась легче, чем полосатые хищники.
Обучаясь в школе, с понедельника начинал ждать с нетерпением, когда будет выходной, и я смогу идти на Ею порыбачить. Но южное солнце - горячее. После освоения ловли на мормышку я отловил два раза - и лёд растаял. Послёдний раз чуть было не провалился. Лёд был рыхлым, гнулся. С метровой глубины с двух лунок на утиное легкое я наловил ведро и сумку - наверное, более десяти килограммов, тогда и в голову не приходило что-то взвешивать. Летом, рыбача на поплавочную удочку, уже мыслями настраивался на зимнюю ловлю мормышкой, подготавливал рыболовные снасти. Купил несколько наборов с мормышками, подготовил несколько зимних удочек. В погребе на нашем подворье я поставил большой металлический ящик, заполнил его навозом и регулярно пополнял красными навозными червями. Уже стоял ноябрь, а морозов не было. И только где-то в середине декабря похолодало. В первое же воскресенье, несмотря на запреты родителей, я двинулся на реку Ея. Но, к сожалению, хотя лёд уже и установился, он был тонковат, всего 3-4 сантиметра. Никто на него не рисковал выходить. Я попробовал, прошел несколько шагов - лёд прогибался и трещал. Пришлось возвращаться. Ни о какой ловле окуня, а тем более плотвы, не могло быть и речи. Проезжавшие по мосту на тракторе колхозники показывали на меня и крутили пальцами у своих висков. Делать было нечего. Едва не прокусив губу от обиды, я двинулся к дому. По пути сделал небольшой круг, чтобы посмотреть, какой лёд на пруду возле МТФ №6. Летом мы там ловили раков. Из рыбы в пруду водился неплохой карась, который брал весь день в апреле и с раннего утра в течение всего лета, да еще мелкая краснопёрка. Вот на красноперке я и думал испробовать свои снасти. Здесь лёд, хотя и был прозрачный, как стекло, но уже не трещал. Через лёдяной покров почти до полутора метров просматривалось дно. Видны были даже стайки небольших рыбок, которые от моих шагов ассредоточивались в стороны с быстротой молнии. Осторожно ступая, я вышел почти на середину овального водоема - я знал, что под ногами находится «канал» - так мы называли самое глубокое место. Пробив со второго удара топором лёд, сделал две лунки на расстоянии до полуметра друг от друга. Дно не просматривалось, глубина - около четырех метров. Подкормил лунки манной кашей, заваренной на молоке. Установил обе удочки и стал ждать. Клёва не было. Мороз был - градуса два-три, с легким ветерком. Через некоторое время подкрашенные поплавочки из пенопласта стали покрываться тонкой коркой льда. Пришлось очистить лунки. Клёва нет. Где-то через час, совсем отчаявшись, смотал одну удочку, снял с «муравья» червяка и потянулся за второй. Только оторвал ее ото льда, как ощутил на леске сопротивление из глубины. Трясущимися руками начал выбирать леску, лихорадочно соображая, кто находится на крючке. И буквально на метровой глубине увидел, что это серебристый карась. Оказавшись на льду, он был так красив, размер его намного превышал мою ладонь! Но самое странное - он совсем не обозначил поклёвку. Времени было - около 13 часов. Я заменил червя на уловистой удочке и тут же размотал другую. Через какое-то время в счастливой лунке поплавочек немного пошел в сторону. Без рывка подсекаю - такой же карась! И опять поклёвка еле заметна. Я не заметил, как прошел день. К темноте я сидел на ведре с карасями.
Три километра домой, наверное, равнялись пяти. Ведро было тяжёлым, караси выскальзывали из него. Пришлось накинуть на ведро пакет и обмотать его леской. Домой пришел поздно. Родные волновались, думали, со мной случилось несчастье. Я чуть было не получил «на орехи». Но показанный улов быстро всех успокоил. В ведре было 52 карася, под такой же цифрой значился наш дом в нумерации улицы. Через три дня я, вместо Ей, опять ловил на пруду возле фермы. Но поклевок не было. Затем пару раз облавливал эти места весной по последнему льду - опять ничего. Хотя проколотил почти весь пруд. Лишь спустя где-то семь лет, приехав в отпуск, по последнему льду, я взял двух небольших карасиков на мотыля.
Годы сменяют друг друга. Все меняется. За четверть века изменилось многое: распался колхоз, пруд начал зарастать камышом. Карась мельчает. И теперь даже летом невозможно повторить мою удачную зимнюю ловлю. Но в памяти всегда будут жить воспоминания молодости и беззаботных дней, проведенных за любимым занятием.
Автор: Денис Шевелев
|